А он воспитывал царей!..
А он воспитывал царей!..
Предлагаем вниманию читателей очерк чайковского поэта Александра Ляйса о поэте Василии Жуковском. Материал публикуется в рамках проекта «Открой книгу – открой мир!».
Когда-то (давно еще) заговорил я с приятелем о поэте Жуковском: «Жуковский? Это что-то среднее между Державиным и Пушкиным», – ответил приятель. «Браво!» – говорю.
Итак, Василий Андреевич Жуковский (1783 – 1852 гг.). Поэт, перед которым склонял голову сам великий Пушкин. Александр Сергеевич считал его своим учителем. Как сказал В.Г. Белинский: «Без Жуковского мы не имели бы Пушкина».
Василий Жуковский автор первого официального гимна России «Молитва русских». Учитель русского языка принцессы Шарлотты, будущей императрицы Марии Федоровны; наставник наследника престола, будущего императора Александра II.
Справка Александр II (освободитель) император всероссийский. Провел в стране ряд широкомасштабных реформ, даровал льготы и послабления ряду категорий подданных, вернул домой из ссылки декабристов, петрашевцев. В 1861 году отменил в России крепостное право! |
И вот, думаю, нет ли во всем этом заслуги (пусть и небольшой) Василия Андреевича? Не заложил ли Жуковский в душу малолетнего царя основы доброты и милосердия? Если так, может быть, стоит сказать ему огромное спасибо за это? Но это так, к слову.
Василий Андреевич – русский поэт, один из основоположников романтизма в русской поэзии, переводчик, литературный критик; действительный член Императорской Российской академии; почетный член Императорской академии наук и впоследствии одинарный академик по отделению русского языка и словесности; тайный советник. В Великом Новгороде на памятнике «Тысячелетие России» среди 129-ти фигур самых выдающихся личностей в российской истории есть и фигура Василия Жуковского. Его творчество – это и памятник эпохи, и то наследие, из которого многое взяли поэты XIX века. Он создал новую школу русской поэзии, новую творческую традицию, ввел в обиход новый поэтический слог. Многие считают, что именно с него началась русская поэзия. Что ж, отчасти верно.
Переводы Жуковского, составляющие большую часть его литературного творчества, сыграли в истории русской литературы огромную роль и дали Пушкину основание называть своего учителя таким «гением перевода», который «в бореньях с трудностью силач необычайный» и утверждать, что «никто не имел и не будет иметь слога, равного в могуществе и разнообразии слогу его».
Деятельность Жуковского-переводчика тесно связана с его поэзией: он с особенной любовью популяризовал для русского читателя идиллии романтизма, элегии и баллады. Одним из главных его достижений был его стих, с которым по звучности и мелодичности не может сравниться ни один из поэтов допушкинской поры, исключая разве Батюшкова. «Жуковский – самый гармонический поэт русской литературы, – сказал Н. Полевой. – Он как будто играет на арфе: продолжительные переходы звуков предшествуют словам его и сопровождают их, тихо припеваемые поэтом только для пояснения».
В истории русской литературы Жуковский сыграл огромную роль, как лучший у нас представитель так называемого сентиментального стиля. Его переводы составляют почти три четверти его литературных трудов и включают в обиход русской литературы лучшие произведения английской и немецкой романтической поэзии. Последнее давало в свое время многим основание называть его «балладником», а стиль его творчества квалифицировать как «сентиментальный романтизм». И как же прекрасны его баллады. Вот одна из них.
Мщение
Изменой слуга паладина убил:
Убийце завиден сан рыцаря был.
Свершилось убийство ночною порой –
И труп поглощен был глубокой рекой.
И шпоры и латы убийца надел
И в них на коня паладинова сел.
И мост на коне проскакать он спешит,
Но конь поднялся на дыбы и храпит.
Он шпоры вонзает в крутые бока –
Конь бешеный сбросил в реку седока.
Он выплыть из всех напрягается сил,
Но панцырь тяжелый его утопил.
Общественное значение поэзии Жуковского было невелико. Уже в начале двадцатых годов XIX-го прогрессивная молодежь перестала ощущать всю «сладость его стихов» – этих меланхолических звуков «эоловой арфы в лунную ночь», и «стала искать поэзию в действительности», не в уединенной личности, а в «широких движениях духа общества». Эти новые литературные вкусы и общественные запросы вполне удовлетворили в то время Пушкин, Грибоедов, Лермонтов, Гоголь и др. А поэтические традиции Жуковского, этого «Лебединого пращура» продолжили впоследствии такие поэты, как Фет, Тютчев и плеяда символистов.
Хотелось бы несколько слов сказать о балладах Василия Жуковского. Дело в том, что они оказали весьма заметное влияние и на мое творчество. Все мы когда-то с чего-то начинали, и на всех нас кто-то как-то да повлиял. Я тоже начал свою поэтическую деятельность с баллад. Первые мои опыты были просто жалки и смешны, о них сейчас даже вспоминать не хочется. Но постепенно… О, постепенно мастерство оттачивается ум становится острее и «слог приобретает глубину»… ну и так далее. Спасибо Василию Андреевичу за его такую красивую и такую высокую поэзию.
…А он всегда к высокому стремился,
И очень многих был весьма мудрей,
И как умел – писал, и как умел – трудился,
И как умел – воспитывал царей…
Выношу на суд читателя мои баллады.
Путь крестоносца
Всю жизнь я нес мечту мою
И с нею был убит.
В далеком и чужом краю
Мой щит на крест прибит.
Был бесконечным мой поход.
Я шел как Моисей
Вперед, глотая пыль и пот,
И хороня друзей.
Сражался в битвах сотни раз
За Господа Христа.
Везде мечом встречали нас
Священные места.
Я не дрожал перед врагом,
И от моей руки
Знамена падали кругом
И целые полки.
Я верил – Бог меня ведет,
И много не гадал.
А терпеливо шел вперед
И будто чуда ждал.
Я кровь и слезы проливал,
Жарою был палим.
И, наконец, отвоевал
Святой Иерусалим.
О милый город…я к нему
Почти три года шел.
И вот я здесь, назло всему,
А Бога не нашел.
Напрасны были все труды,
Пролиты кровь и пот.
Пустые, глупые мечты,
Бессмысленный поход.
Не будет чуда. Бог молчит.
Я канул в темноте.
А мой разбитый старый щит
Ржавеет на кресте.
Замок, портрет, подвал.
Где-то замок есть на свете,
Рвом с водою окружен.
В этом замке, на портрете,
Предок мой изображен.
Кто бывал там хоть разочек,
Тем тоска моя ясна.
Там в подвале триста бочек
Благородного вина!
Я пойду по белу свету,
Этот замок я найду.
Я сравню себя с портретом,
Коль похожи – не уйду.
Я останусь в замке этом.
Я обратно не вернусь.
Я спущусь в подвал с портретом
И от радости напьюсь!
Господин и слуга.
--Мой господин, уже темно,
Дороги не видать.
И нам придется, все одно,
В лесу заночевать.
Хотя, молва про этот лес
Недобрая идет.
Здесь по ночам летает бес
И путников крадет.
Пусть я устал – не буду спать,
Иначе – быть беде.
Всю ночь Вас буду охранять…
Мой господин, Вы где?
Тени прошлого.
Травой поросшие ступени,
И стены в трещинах давно…
Здесь всюду бродят чьи-то тени,
Здесь даже днем всегда темно.
Забытых подвигов величье,
Далекой славы громкий звук,
Эпохи грозные отличья
В душе покой нарушат вдруг.
Вдали поднимутся знамена,
Споют рога, блеснут клинки.
И полетят с тяжелым звоном
В атаку грозные полки.
Сражаться до самозабвенья,
Себя ни капли не щадить…
Чтоб стать скорее бледной тенью
И век в развалинах бродить.
Мария Картазаева: «Это мой любимый город и мой любимый театр»
Актриса Чайковского театра драмы и комедии Мария Картазаева уже полгода работает в должности исполняющего обязанности художественного руководителя театра. Она возглавила театр в трудные для него времена, сохранила труппу и с большим оптимизмом смотрит в театральное будущее