«Труд для меня – обычное дело»

— Геннадий Александрович, на вашу жизнь повлияло то, что Вам так рано пришлось начать работать?
— Конечно. Единственное, что мы, дети войны, можем, — это работать. Мне кажется, что становой послевоенный хребет — это дети войны. Если вспомнить, кто осваивал целину, кто полетел в космос, то это люди, родившиеся и выросшие в годы войны. Мы с детства привыкли работать. Вспомните хотя бы снимок, где мальчик 11‑12 лет работает за станком, стоя на ящике. А недавно мне один ветеран принес фото, где директор завода выдает детям премию — литр малинового варенья каждому. Эти дети варенье видели первый раз в жизни. Когда с фронта вернулся мой отец, он принес в подарок две пачки печенья. Я думал, что это конфеты, так как никогда прежде не видел ничего подобного. Вот такое детство было у нас. Познав труд с малых лет, для меня это стало обыденным явлением. Даже сейчас, выйдя на пенсию, я не могу спокойно сидеть дома. Когда наступает выходной, первый вопрос, который приходит мне в голову, — что я буду делать.

— Вы помните день, когда объявили, что война закончилась?
— Да. Это был особенный день. В этом году 9 Мая мне напомнило 9 Мая 1945 года. Деревенский дом, солнце с утра уже припекает (задумался). Мы же мальчишки, как воробьи, все время то на крышах, то на заборах сидели. Вот и я забрался на крышу над воротами и сижу, смотрю на улицу. Вдруг раздался какой-то непонятный вой, и толпа женщин побежала по переулку. Я с крыши скатился, ринулся к бабушке, рассказал, что женщины бегут и ревут. Бабушка первая поняла, что война кончилась. Этот день запомнился мне необычным поведением женщин: были слезы, радость, практически истерика. После объявления Победы все стали ждать возвращения близких с фронта. Из более 70 человек, призванных на фронт из нашей деревни, вернулось только шестеро. Жить легче не стало. 1946 год был голодным годом. Страна напрягалась, чтобы отдать разрушенным территориям все самое нужное. В колхозах за работу денег не платили, за каждый отработанный день в табеле ставили галочку, так называемый трудодень. В конце года их подсчитывали и выдавали полный расчет. Помню, мы с дедом пошли за таким расчетом, нам на двоих выдали 12 килограммов муки. Я шел по деревне такой гордый, с первым трудовым заработком. А дома бабушка, вздохнув, сказала, что этого хватит всего на две квашни.
Кроме того, что не было денег, было очень много налогов. Нужно было сдавать молоко, яйца, шерсть. Для каждого двора была установлена норма, чего и сколько сдавать, в зависимости от того, что есть в хозяйстве. Было очень тяжело жить.

— Не возникало обиды на государство за это?
— Мы тогда были слишком идеализированы. Все для фронта, все для Победы — было правилом нашей жизни. Несмотря на то, что крестьяне находились в тяжелом положении, я ни разу не слышал роптаний на советскую власть. Все это продолжалось практически до 60‑х годов, когда Хрущев начал реформу сельского хозяйства. Хозяйство начали разорять, обложили налогами каждый куст смородины, который рос во дворе. Люди начали вырубать яблони, изводить ягодные кусты, чтобы не платить непосильные налоги.

— Геннадий Александрович, возвращаясь к вашему детству, что Вы решили делать, окончив школу?
— Я окончил семилетку, тогда это было базовое образование. После этого я направился в Пермь поступать в ремесленное училище № 1. Там студентов и кормили, и одевали, а для нас, выросших в годы войны, это было самым главным. Но в училище меня не приняли, сказав, что с моим аттестатом (у меня были одни пятерки) нужно идти в техникум. Что такое техникум, я не знал, поэтому вернулся обратно в деревню и поступил в среднюю школу в городе Оса. В 1957 году я окончил десять классов. К этому времени я уже подрос и стал более сообразительным. В выборе профессии четкой определенности не было. Мой дядя, работавший на свердловском заводе мастером в сборочном цехе, предложил пойти работать к ним. Так я стал учеником сверловщика. Через три месяца я получил разряд, а в 1958 году был призван в армию на Тихоокеанский флот. Последним местом службы в армии была бригада «Больших охотников». Тогда в номенклатуре флота были такие. Эти бригады занимались борьбой против подводных лодок. Время было очень смутное — холодная война: постоянные тревоги, подъемы. Через некоторое время я заболел и попал в госпиталь. Когда я начал поправляться, перешел в команду выздоравливающих, по сути — это санитары. На нас ложились обязанности по уборке в помещениях, стирке. Меня определили в операционный блок. Там я впервые увидел полостные операции, и меня нисколько это не испугало. Врач даже удивился, почему я в обморок не упал. Так постепенно зарождалось желание стать медиком.
«Я не искал профессию, профессия нашла меня»
Еще будучи в армии, Геннадий Александрович подал документы в медицинский институт в Перми, но поступить не получилось. Была прекращена демобилизация, войска приведены в полную боевую готовность. Вернулся домой Геннадий Шилов только в ноябре. Год работал на приборостроительном заводе, а ближе к лету уже начал думать, что нужно получать образование. «Это сейчас нужно сдать всего два экзамена, — рассказывает Геннадий Александрович. — А тогда мы сдавали и физику, и сочинение писали, и иностранный язык нужно было знать». Особенно Шилов боялся экзамена по немецкому языку, так как язык этот не любил, да и учитель в школе не дала хороших знаний. Своими переживаниями по этому поводу Геннадий поделился со своей коллегой, которая оказалась студенткой четвертого курса филологического факультета. «Лена, так звали девушку, сходила на кафедру мединститута, узнала программу, по которой там принимают экзамен, и начала меня натаскивать», — вспоминает Геннадий Александрович. В течение трех месяцев, не отрываясь от работы, молодые люди занимались изучением немецкого языка. При поступлении в институт Геннадий Шилов сдал иностранный на «отлично».

— Геннадий Александрович, какую специальность Вы получили в институте?
— Я окончил институт по специальности врач-стоматолог. У нас часто по незнанию стоматолога называют зубным врачом, но зубной врач — это фельдшер. А стоматолог — врач широкого профиля. Ни один человек, окончивший лечебный факультет, не может работать врачом- стоматологом, а стоматологи часто работают лечебниками: рентгенологами, урологами, отоларингологами. Из нашей группы в 10 человек стоматологом остался только один. Сейчас он профессор стоматологии в Москве.

— А кем стали Вы после института?
— Меня, к несчастью, распределили сразу главным врачом фокинской больницы. Почему к несчастью? Потому что у главного врача больше ответственности, чем у обычного врача. Нужно организовать и лечебный процесс, и условия работы для персонала. Бывало, что ночами не спал.
Когда я приехал на место работы, там была хорошая больница на 25 коек. Но зданию была необходима полная реконструкция. Начались мои новые университеты: помимо своей специальности, мне пришлось освоить и строительные. Мне повезло, у меня были хорошие учителя, с которыми мы за год провели полную реконструкцию здания. В больнице появилось отопление, своя котельная и скважина. Санитарочкам было удивительно, что теперь не нужно было носить воду на себе, не нужно было ее греть, а достаточно просто повернуть нужный кран. Помимо всей этой работы я не отклонялся от своей прямой специальности, часто оперировал. Всего в фокинской больнице в должности главного врача я проработал ровно 25 лет. За это время мной была поднята не только фокинская больница, но и профилакторий  Воткинск-
гэсстроя. Чайковский больничный комплекс тоже строил я. 600‑коечный комплекс, столовая на 100 посадочных мест — все это творение моего ума, так как все изменения в проект вносились только мной. Но в этом отношении я не такой уж и герой, так как заказчиком строительства этой больницы был завод СК.
— Оглядываясь назад, на проделанную работу, Вы гордитесь своими достижениями?
—Мое жизненное кредо — не наследить, а оставить след.  Чайковская ЦГБ — моя лебединая песня. То, что было сделано, вызывает чувство гордости. А также и то, что меня тогда наградили знаком «Отличник здравоохранения РСФСР». Сейчас его не ценят, а тогда это было высшее достижение в здравоохранении. Ордена и медали тогда давали редко, особенно медикам.
Крепкая семья — счастливая семья
По словам Геннадия Александровича, со своей женой он познакомился при уникальных обстоятельствах. Приехав в отпуск из армии на десять дней, мужчина поехал на велосипеде на берег Камы купаться. В соседней деревне Десятково работали студенты-медики. На обратной дороге у Геннадия начались сильные боли в животе. Он зашел к студентам и попросил у них какое-нибудь лекарство. После традиционных вопросов медиков ему дали две таблетки бесалола. Когда боль утихла, Геннадий пообещал приехать в гости к девушкам-медикам. Так и состоялось первое знакомство с будущей женой Розой.

— Геннадий Александрович, расскажите, пожалуйста, как Вы ухаживали за своей будущей женой?
— Ухаживать было не так просто, как сейчас (улыбается). Я и в кино водил ее, и в театр мы вместе ходили. Весь оперный репертуар знали, артистов тоже, голоса отличали. То было одним из любимых видов нашего досуга. Летом, конечно, компаниями выезжали на природу, просто гуляли. В общей сложности на то, чтобы она согласилась выйти за меня замуж, ушло четыре года.

— Вы ее уговаривали?
— А как же? Я же не самый лучший был, я считаю. Вокруг нее вились другие парни, некоторых пришлось отвадить. Драки не было, но разговоры были (смеется).

— Расскажите, пожалуйста, о своих детях.
— Первый ребенок у нас появился еще в студенческие годы. Это была дочь Лена. Обычно в таких ситуациях студенты брали академы и уходили из института, но я решил эту ситуацию по-другому. Я работал в студенческом профкоме, и полномочий у нас было достаточно. Мы влияли на перераспределение стипендий, на распределение общежитий. Так как я был заместителем председателя, то и весь социальный сектор был у меня. Ну, я взял и нахально захватил одну комнату, где раньше была кухня. Все лишнее мы из нее выбросили и стали жить. Из-за того, что я занял комнату, на нас написали жалобу комсомольцы. Ректор собрала комиссию и пришла к нам. В комнату она зашла одна, оставив за дверями всех жалобщиков. Посмотрела на все, попросила подержать на руках дочку и ушла, сказав тем, кто жаловался, что если у них хватит нахальства вынести ребенка, то пусть сами это и делают. После этого на нас никто не жаловался, а комната, где мы жили, стала традиционно для семейных пар (улыбается).
Сейчас дочь работает врачом-рент-
генологом. Сын Алексей окончил юридический московский институт и готовится к смене работы. Оба моих ребенка мне очень дороги. Сын уже подарил мне внука, дочь — двоих.
У меня хорошая семья, а значит, моя жизнь удалась. Если нет хорошей семьи, то никакие деньги и должности тебя не спасут.

— Геннадий Александрович, значит, Вы счастливый человек?
— Разные люди счастье понимают по-разному. Кто-то заработал много денег и счастлив этим. У кого-то нет ничего в запасе, и он тоже считает себя счастливым. Я счастлив тем, что у меня хорошая, нужная и уважаемая профессия. Я нашел хорошую жену, которая родила мне отличных детей. Мой тыл всегда был защищен семьей. Хотя сейчас я удивляюсь, как моя жена успевала все делать. Заведующая гинекологической клиникой, врач высшей категории, все время на операциях, дежурствах. Бывало, что мы ее сутками не видели. Но она успевала и накормить, и одеть нас. Я спрашиваю ее иногда, как у нее это получалось, а она тоже удивляется (смеется). Я считаю, что это женский подвиг. Конечно, много таких женщин, но у меня лучше всех.