Дороги Гражданской

Чёрный ворон

 

Чёрный ворон, чёрный ворон,

Ты не вейся надо мной.

Пусть твоя шальная свора

Не кружится за спиной.

 

На добычу не надейся.

Ты же видишь – я живой.

Так что ты пока не вейся

Над моею головой.

 

Знай, крылатый, я пугливо

От тебя не побегу.

Будь, дружище, терпеливым.

Отплачу, когда смогу.

 

Уж насытишься, ретивый.

Утром бой, и  вот тогда 

Будет славная пожива, 

Всем вам – сытная еда.

 

Но судьбы своей и доли

Я, увы, не в силах знать.

Может, скоро в чистом поле

Труп мой будете клевать.

 

Чёрный ворон, чёрный ворон…

Конь горяч, клинок остер.

Вот уже и утро скоро.

Затухает мой костер.

 

 

Гибель начдива «25-ой»

 

Всё стихло. Земля утонула во мраке.

Казачья разведка нырнула в кусты.

Вот хмурые сотни готовы к атаке.

Ножами втихую добиты посты.

 

Сигнал! И от свиста проснулась станица.

Бойцы не досмотрят последние сны.

От пули да шашки уже им не скрыться.

Копыта коней от их крови черны.

 

Геройский начдив «25-ой» попался!

Теперь-то хвалёный начдив не уйдёт.

Казачий отряд уже к штабу прорвался.

Но тут с чердака вдруг забил пулемёт.

 

И бьёт наступающих без остановки.

– А ну подходи, сволочьё, подлецы!

Но бой затихает, смолкают винтовки.

К  Уралу отходят босые бойцы.

 

Стихи станут песней, а песня легендой.

Она не умрёт ни от пуль, ни от ран.

– Василий Иваныч, последняя лента!

– Петруха, не трусь. Заряжай мой наган!

 

Последняя схватка и песня Чапая.

Вот так надо жить и вот так – умирать.

– Весь штаб перебит… командир, отступаем!

– Чапай никогда не умел отступать!

 

Мелькнули гранаты и грохнули взрывы.

В разбитом окне замолчал пулемёт.

И плачет Петруха и тащит начдива.

И в сердце надежда упорно живёт.

 

Легенда, друзья, не горит и не тонет.

Её не упрятать, её не забыть…

Василий Иваныч, а пуля догонит.

И этой реки тебе не переплыть.

 

 

Девятнадцатилетние

 

Нас водила молодость

В сабельный поход…

Э. Багрицкий

 

Ковыль да степь, лихие годы,

И днём и ночью – вечный бой.

И солнце мировой свободы

Всегда ведёт нас за собой.

 

В степи и дышится вольнее,

И песни далеко слышны.

Но вся романтика бледнеет,

Перед лицом такой войны.

 

Не до романтики нам было,

Как королям или князьям.

Мы рыли шашками могилы

Из строя выбывшим друзьям.

 

Короткий залп – и снова в сечу.

Труба зовёт, трусливых нет.

И сто смертей неслось навстречу,

И столько же – смотрело вслед.

 

Спешили драться и влюбляться

На всём скаку, на всём ходу.

Ведь было нам по девятнадцать,

В том девятнадцатом году.

 

Но мы росли в боях с врагами,

И школы не было верней.

И мир сжимался под ногами

И под копытами коней.

 

Тогда, не думая о смерти,

Живя взахлёб, в огне, тогда

Мы были счастливы, поверьте,

Как никогда… как никогда.

 

Молчит труба, прошли походы,

Лишь кони носятся во сне.

Ковыль да степь, лихие годы.

Портрет да шашка на стене.

 

 

Кто поймёт…

 

Я готовлю коня как на грозный набег.

Я с ковра мою шашку снимаю.

Заряжаю наган… кто поймёт этот век?

Я давно его не понимаю.

 

Что нам выпадет завтра: тяжёлая плеть,

Эшафот или райские двери?

Тут бы, батя, самим повезло уцелеть.

Я молчу уж о Боге и вере.

 

И шальная рука не щадит никого.

Тут поди разберись в этой каше.

Ты, родимый, прости уж сынка своего,

И скажи – кто чужие, кто наши?

 

Подскажи мне, родной, где ты силы берёшь,

Коли правду свою не меняешь?

Как душой не продаться за ломаный грош.

Ты ответь, коль поболее знаешь. 

 

Только что ж ты всё время молчишь будто враг,

И Господь так молчанием мучит?

Раз Его я не понял иль понял не так,

Пусть Он скажет, пусть сам и научит.

 

Я и спал и хлебал, не слезая с коня,

Я слезой и росой умывался.

Что ты кровью, родимый, пугаешь меня?

Я семь лет в этой крови купался.

 

Нет сомнения в сердце и жалости нет.

Всё прикрыто лихою бравадой.

Но всё кажется: кто-то кричит мне вослед,

Будто жалобно просит пощады.

 

Что ты плачешь истошно так, мил человек,

В страхе ноги мои обнимая?

Я бросаю наган. Кто поймёт этот век?

Я себя уже не понимаю.

 

 

Лёва Задов

 

– Как же ты обо мне не слышал?

Меня ж вся Одесса на руках носила…

«Хождение по мукам»

 

– Со мной, милок, брехать не надо.

Не отбрехаешься вовек.

А ну дывись, я – Лёва Задов,

У батьки первый человек!

 

А слышал ты, я полагаю,

Что я, мол, изверг и палач?

Что бабы мной детей пугают?

Где я – там ужасы и плач…

 

Брехня! Зачем такие страсти?

Мне так погано видеть кровь.

Как слышу скрипку – рвусь  на части,

Глаза закрою – вижу вновь:

 

Одесса, вечер, запах  моря,

Бульвар и в зелени дома.

Деньгами Лёва так и сорит,

И сходят женщины с ума.

 

Всё у меня когда-то было.

Я жил как Бог, судьбой вертя.

Одесса на руках носила…

Всё это бросил я шутя.

 

Пусть что хотят поют в народе,

В кровавом вихре мчусь теперь,

Служа лишь батьке да свободе.

И знаешь, вовсе я не зверь.

 

Я добрый! Понял ты, паскуда?

Ну вот, пора бы и начать.

Сейчас тебя пытать я буду,

А ты мне будешь отвечать.

 

 

Конь

 

Ночью с поля боевого

Конь, товарищ верный мой,

На себе, едва живого,

Притащил меня домой.

 

Сам (израненный) шатался,

У крылечка он упал.

Я два дня в бреду метался,

Конь у двери умирал.

 

Без меня похоронили,

Под ракитовым кустом.

На его сырой могиле

Долго плакал я потом.

 

Ни в набеги, ни в погони

Не гулять уж нам, увы.

Из моей тебе ладони

Не поесть уже травы.

 

Ты прости меня, шального,

За медали да кресты…

Где теперь найду такого

Друга верного, как ты.

 

 

Год 1920-й

 

Война идёт к финалу. Всё напрасно.

Давно погибла белая мечта.

Уже не столь призывы громогласны.

И армия, увы, уже не та.

 

Уж не найти осколков прежней славы

Среди великих, некогда, знамён.

История дописывает главы

И бурных лет и огненных времён.

 

И в хвост и в гриву гонят проигравших.

У новой власти – краткий разговор.

Ах, Лавр Георгич, первый среди павших,

Ты не увидел весь этот позор.

 

Упущены и шансы и победы.

Все умные – давно уже в бегах.

Осталась честь, дошедшая до бреда,

Да Каппель, замерзающий в снегах.

 

Они уходят, молча и спокойно,

Из бешенством охваченной страны.

Я славу им пою, они – достойны.

Разбиты – да, но не побеждены. 

 

 

Дороги  Гражданской

 

Дороги Гражданской вели далеко.

Хотелось борьбы и свободы.

Я жизнь или душу отдал бы легко

За счастье простого народа.

 

Дороги Гражданской носили меня,

И крови на них было много.

Не помню, какого по счёту коня

Сменил я на этих дорогах.

 

Товарищей в спешке своих хороня,

Я дрался за правое дело.

Дороги Гражданской носили меня,

И сердце под пулями пело.

 

Но где ж она, правда, что я добывал?

Судьба что ль такая шальная?

За счастье народа я кровь проливал,

За что был расстрелян – не знаю.

 

 

Прах героев

 

Мы отдали страну во власть вандалов,

Смеясь над славой дедов и отцов.

Мы гнали в шею белых генералов,

Клеймя их как убийц и подлецов.

 

Теперь – им всюду памятники ставим.

И не краснея, не стыдясь ничуть,

Их имена (оплёванные) славим

И лепим их кресты себе на грудь.

 

Их честь и славу громко защищаем,

Ни в чём не смея больше обвинить.

Их тленный прах в Россию возвращаем,

Чтоб здесь, уже с почётом, схоронить.

 

Своих героев, это и понятно,

Земле своей покоить и носить.

И вот теперь – мы тащим их обратно,

Чтоб у костей прощенья попросить.

 

Стихи печатаются в авторской редакции