100 ЛЕТ в здравом уме и твердой памяти

При этом взору открываются худенькие ручки, обтянутые тонкой кожей, со следами падений и пигментными пятнами.
— Последние два года я ничего не делаю, — говорит бабуля. — Они меня поят, кормят, моют и одевают.
Под словом «они» Анастасия Вячеславовна Неугодова подразумевает своего зятя и его новую супругу. Дочь долгожительницы Элеонора была первой женой зятя Василия Михайловича, скончалась семь лет назад от тяжелого заболевания. Он прожил с ней в браке 40 лет. С тещей Василий Михайлович живет чуть меньше — 30 лет.
Преданье старины глубокой
«Родилась я в Чермозе в 1907 году, — начала свой рассказ бабушка, быстро поняв цель нашего приезда. — Слыхали про такой город? Когда я училась в 10 ом классе, свергли царя. Пришла красная армия, а белую уничтожили. Тяжелое было время…»
Следующие полчаса баба Настя рассказывала о своей жизни. То и дело, сбиваясь от волнения, она рассказывала о Чермозском чугунолитейном заводе и о доменных печах, в которых во времена ее детства отливали чугун. По словам Анастасии Вячеславовны, порой температура внутри них доходила до тысячи градусов. «Все делали руками, — рассказывала она, — техники не было никакой. Ужасно! Рабочие трудились с утра до позднего вечера…»
О литье чугуна баба Настя знает не понаслышке — ее отец Вячеслав Иванович Неугодов был мастером литейного дела. Мать — Варвара Петровна — не имела образования, вела домашнее хозяйство и воспитывала детей: двух дочерей и двух сыновей.
В 18 лет Настя окончила школу и по собственному желанию уехала в самую глухую деревню Чермозского района «делать людей культурными». Первый год она учила народ грамоте прямо в церкви. На другой год учебный процесс проходил уже в школе. «Я была и строителем, и учителем, и заведующей школой, — говорит Анастасия Вячеславовна. — Работы было уйма!» Днем она занималась с детьми, вечером с взрослыми — безграмотность была всеобщая.
Параллельно девушка училась в Пермском педагогическом институте, участвовала в жизни комсомола и руководила пионерскими лагерями по всей Пермской области. В 27 лет Анастасия Вячеславовна Неугодова вышла замуж за директора школы из соседнего села — Федора Давыдова. В скором времени у них появилось три дочери и один сын. Какое¬то время спустя мужа перевели в городской райком партии, и семейство Давыдовых переехало в Чермоз. «Потом случилось несчастье в личной жизни, — говорит Анастасия Вячеславовна и в ее словах до сих пор сквозит боль. — Он изменил мне. Я узнала, мне стало тяжело. Мы развелись. Всю оставшуюся жизнь я жила одна, детей растила. Трудно было…»
Родившись в царской России, эта женщина стала свидетельницей всех исторических событий последнего столетия. Она помнит Октябрьскую революцию и смерть Ленина. Она помнит приход к власти Сталина и раскулачивание. Она помнит Великую Отечественную войну и множество похоронок, приходивших чуть не каждый день. Как и миллионы советских людей, она получила известие о гибели близкого человека — брата Матвея. Сама же Анастасия Вячеславовна и во время войны продолжала учить детей.
В 1964 году женщина вышла на пенсию. Ее общий трудовой педагогический стаж к тому времени составил 39 лет.
День сегодняшний
В избе становится сумрачно, а баба Настя все рассказывает и рассказывает. Время от времени она замолкает, облизывает пересохшие губы и начинает заново. Слова зятя: «Передохни, бабуля, дай гостям чай попить!» — не останавливают ее. «Я пережила все этапы, — стоически продолжает она. — Крепостное право, а после Октябрьской революции — советская власть, война. После войны — все перемены в правительстве…»
Какая сейчас власть, Анастасия Вячеславовна не знает. Последний правитель, о котором она говорит со знанием дела, — Михаил Горбачев. «Не хожу, не вижу, не слышу, но умирать пока не умираю, — как будто удивляясь говорит баба Настя. — Смерти нет, а память сохранилась. Я помню все в своем городе: улицы, дом, где я родилась, людей, с которыми училась и работала, комсомольцев!..»
«Эх! Купить бы ей слуховой аппарат и восстановить зрение — еще бы сто лет прожила! — думала я, слушая 100¬летнюю бабушку. — Читала бы газеты, смотрела бы телевизор, слушала бы радио, полноценно общалась бы с внуками, правнуками — ей жить было бы интересно! Она такая любознательная…»
Не успела я завершить эту мысль, как Анастасия Вячеславовна по просьбе зятя начала декламировать одно из стихотворений своего любимого поэта Сергея Есенина.
— «Письмо матери», — торжественно объявила она. — Ты жива еще, моя старушка? Жив и я, привет тебе, привет! Пусть струится над твоей избушкой твой вечерний несказанный свет…
От неожиданности и проникновенности развернувшейся передо мной сцены по телу побежали мурашки. Я жадно всматривалась в сморщенное личико 100¬летней старушки и не верила своим глазам. «А помню ли я эти строки?» — спросила я себя со всей строгостью. Ответ: «Помню!» порадовал, и я выдохнула с облегчением. Но это было еще не все. Я обомлела, когда за первым стихотворением последовало второе, о существовании которого до этого момента я не подозревала. Начиналось оно со слов: «Танюша, здравствуй!..». Я еще больше зауважала Анастасию Вячеславовну, когда узнала, что именно стихи Сергея Есенина послужили толчком для того, чтобы поехать в глухую деревню и сделать ее «культурной».
Продолжая тему Есенина, она поинтересовалась: была ли я на родине великого поэта в селе Константиново Рязанской области. Услышав в ответ: «Нет», неуемная баба Настя пошла дальше:
— А в больших городах бывали, нет?
Услышав утвердительный ответ, Анастасия Вячеславовна воскликнула: «О¬о­о!» и потребовала уточнений. Когда список российских мегаполисов завершился, она спросила: «А в иностранных?» Узнав, что за границей я не была, Анастасия Вячеславовна, «вспомнила», что зять у старшей дочери — газовик. «У них каждый год приходят путевки, — пояснила она. — Очень дорогие. Греция, Италия, Швейцария, Япония. Костя уже очень много раз ездил. Может быть, через него тебе как­нибудь путевку достать и в Швейцарию съездить?.. Там русских женщин любят…»
Такой поворот событий вызвал улыбку на лицах всех присутствующих. А бабуля, ничуть не смутившись, быстро сменила тему разговора:
— Хулиганство все еще есть в городе?
— Есть, — отчиталась я. — Не без этого.
— И наркоманы?
— И наркоманы, и алкоголики! Впрочем, нормальные люди тоже есть.
— А в Москве? Пока спокойно?
— В Москве, баба Настя, тоже все это есть.
В свои сто лет Анастасия Вячеславовна не злоупотребляет ничем: ни алкоголем, ни таблетками, ни вниманием близких. Из лекарств пьет только «но¬шпу» при расстройствах желудка и настойку коры дуба при диарее. А давление у нее, сообщил доктор во время последнего визита, любой здоровый человек может позавидовать — 120 / 80. «В бане она моется почти кипятком, — говорит жена зятя — Валентина Егоровна, — я такую воду терпеть не могу, а она ничего, как­то ее переносит».
Особого режима сна и отдыха у бабы Насти нет: если устанет — поспит, а проснется — поест или походит немного. Из еды особое предпочтение отдает сосискам, особенно по утрам, и пельменям. Как ей удается есть подобную пищу, загадка: во время долгого разговора мы обнаружили только один зуб — в центре нижней челюсти. Каши, супы, говорит зять, бабушка, не уважает. «Я, — говорит Анастасия Вячеславовна, — последнее время вообще мало ем. Не хочется».
Прощаясь, баба Настя встала с кровати, нагребла полный пакет сладостей и сказала: «Приезжайте летом! У нас здесь хорошо! Чистый воздух, мы вам баньку истопим. Приезжайте!..»