Жить или не жить? Если жить, то где?

Покинув летом дом­интернат (возраст подошел, да и политика государства сменилась, взяв курс на ликвидацию госучреждений подобного рода), Оксана день прожила в общежитии. Вернувшись в половине десятого вечера, получив выговор за позднее возвращение и реплику: «Не пой, петь будешь в другом месте!» в придачу, она ушла из общаги. «Меня еще обвинили в том, что я свой утюг у них своровала, — вспоминает Оксана. — Хотя я его с собой из интерната принесла!»

Какое­то время она решила пожить у своей биологической матери. Назвать мамой женщину, в роддоме отказавшуюся от своей дочери из­за «проблем с жильем», у нее язык не поворачивается. Однако долго прожить у 37­летней мамаши, лишенной родительских прав на первого ребенка, беременной вторым и живущей «у мужика на птичьих правах», Оксане не удалось. «Я ушла от нее, — говорит она, — после того, как однажды ночью она накинулась на меня с ножом».

Следующим пристанищем для девушки стала квартира бывшей воспитательницы, которая не раз ее выручала. Занимая одну из комнат в трехкомнатной квартире, Оксана платила ей 2200 рублей в месяц, из которых женщина еще ухитрялась выкраивать деньги на еду для девочки. Потом с помощью другой бывшей воспитательницы она нашла и сняла квартиру. «Я бы и однокомнатную снимала, — говорит Оксана, — да где же ее взять?»

Прописка у девушки по­прежнему интернатовская. «Нам говорят — выписывайтесь! — рассказывает она. — Я говорю — извините, куда? Я же тогда буду никто! Вот когда предоставите жилплощадь, тогда и выпишусь!»

Жизнь не в семье

С рождения девочка находилась в государственных учреждениях под присмотром врачей, воспитателей, нянечек. Вначале это был дом малютки, потом — детский дом и, в конце концов — интернат.

О «маленьком» детском доме Оксана хранит самые теплые воспоминания. По ее словам, там отношение к детям было другое, не как в интернате. Всех малышей любили, для каждого находилось доброе слово. В интернате же все было по­другому. Некоторые воспитатели, вместо того, чтобы заниматься с детьми — пили чай и читали книжки, старшие дети обижали младших, особенно новичков. Правда, годы спустя они же защищали их от нападок уличных детей. «Вообще­то, — говорит Оксана, подумав, — у нас весело было. Есть что вспомнить!»

До седьмого класса ребята ходили в интернатовской одежде, пока «на корабле» не случился бунт. После каждому тинэйджеру выдали свою одежду, которую он собственноручно стирал. «Можно было, конечно, ее в прачку отдавать, — смеясь, говорит Оксана, — только возвращали оттуда обычно бесформенную, непонятного цвета одежду — никто ее перед стиркой не сортировал!»

По выходным ребята занимались приготовлением еды. В специально оборудованной комнате был холодильник, электрическая плита: готовь — не хочу! Оксана входила в число тех, кто не готовил — не нравилось ей это занятие. Она и на повара­то учиться пошла только лишь потому, что провалила экзамен по математике, поступая на педагогическую специальность. «Ладно, хоть на повара взяли!» — с улыбкой говорит она.

«Я не любила жить в семьях!»

Точное число семей, в которых ей доводилось жить, Оксана не знает. Одно она знает точно: их было много.

«Ни в одной из семей мне не понравилось, — говорит она. — Все равно чувствуешь себя лишним, отшельником, особенно, если в семье есть свои дети. Я считаю, что берут детей в семьи чисто из материальной выгоды, особенно, в сельской местности».

Больше всего Оксане запомнилась семья, в которой она побывала за полгода три раза. Первые два визита пришлись на летний период. «Нам приходилось много «пахать», — рассказывает она, — потому что жили по принципу: не поработаешь — не поешь. У них такие грядки огромные были! Весь день пахали, к вечеру — голодные, а нас почему­то не кормят. Забывали что ли? Приходилось ночами по чужим огородам ходить — яблоки собирать. Мы один раз сбежали, нас вернули. Зимой, несмотря на просьбы не отправлять нас в эту семью, мы снова туда попали. Через два дня, спалив баню, нас вернули в родной интернат. Мы отмазались, сказав, что ходили в поход, делали печенки».

Клейменная

Общаясь с новыми знакомыми, Оксана старается не упоминать, что она интернатовская. Ни к чему им это знать, считает она. «Я не люблю навязывать кому­то свои проблемы, заботы и не хочу видеть жалость по отношению к себе», — говорит она.

С детства Оксана не любит лагеря — дети, у которых были родители, относились к детдомовским иначе. С пренебрежением. По той же причине она не любила ежегодные поездки на море: все на берегу семьями, а они — группой с воспитателем — всегда выбивались из общей картины.

«Всю жизнь меня сопровождает ощущение ненужности, — говорит Оксана. — Иногда думаю, зачем живу? Вот бы помереть сейчас!» Особенно остро свою никчемность девушка почувствовала в 8 классе. С тех пор время от времени в ее голове проскальзывают мысли о самоубийстве. По словам самой Оксаны, она любит баловаться ножиком, а однажды, выйдя покурить на балкон своей съемной квартиры, чуть было не выпрыгнула с 3‑го этажа. Правда, немного поразмыслив, решила еще пожить.

Вспоминая ребят из интерната, Оксана мрачнеет: многих из них уже нет в живых. Кто­то покончил жизнь самоубийством, кто­то пьет не просыхая, и это не самые худшие варианты развития событий после окончания интерната. Сама же Оксана после окончания училища хочет поступать в институт физической культуры на менеджера по туризму. «Если не получится, — говорит она, — поеду жить и учиться в Пермь или Ижевск. Какая разница, где жить, главное, чтобы не в этой дыре. Может быть, акции продам, открою свой ресторанчик!»

Деньги есть,
их не может не быть: с жильем гораздо сложнее

Кроме ежемесячной стипендии и денежного довольствия, раз в полгода Оксана получает 5 тысяч рублей на приобретение одежды. Если суд обяжет отца, живущего в Кунгуре и ни разу не видевшего свою дочь, выплатить алименты — у девушки появится дополнительный источник доходов. Пока же ее надеждой и опорой остаются дивиденды от акций фонда «Детство», которые в свое время приобретались для каждого воспитанника детского дома. Сумма дивидендов, по словам Оксаны, каждый год разная. В 2005 году это было 12 тысяч рублей, в 2006 — 25 тысяч рублей.

Как сообщила бывший директор дома­интерната Галина Орлова, две выпускницы, продав акции фонда и взяв ссуду, смогли купить себе жилье. Правда, этот случай — скорее исключение из правил. Чаще ребята возвращаются в дома своих кровных родственников, выходят замуж или «просто живут» с парнем или девушкой, у которых есть квартира. В редких случаях, когда у выпускников детдома появляются проблемы с документами или возникает сложная жизненная ситуация, им временно предоставляют жилплощадь в кризисном стационаре для женщин либо в приемном отделении Центра помощи семье и детям.

Жилищная проблема Оксаны К. — не единичный случай. Несмотря на то, что после выпуска из интерната детям­сиротам по законодательству полагается жилье, получить его многие из них не могут. Обращения в администрацию заканчиваются стандартным ответом чиновников: «Денег нет, помочь вам не можем». Многие сироты обращаются в суд. Выигрывают их немногие.